Я открываю глаза и оказываюсь среди ночи на пустынной улице. Здесь царит тишина и только изредка слышны звонкие шаги лошадей по каменным дорогам. Кое-где, вырывая у мрака кусок пространства, томно лежит свет. Он льётся по лунным рекам и из сонных окон, заманивая к себе отчаянные сердца мотыльков. Я присоединяюсь к их шествию и примыкаю к источнику этих мягких лучей – окну старого дома. Меня обдаёт бликами лампы и перемешавшихся в них  звуками скрипки. Они завораживают и успокаивают, они расширяют мир до размеров вселенной, но в тоже время затягивают его в остроту струн. Они проникают в душу и бесцеремонно ищут в ней осколки счастья, вынося их наружу. Я, опьянённая этим мелодичным нектаром, присматриваюсь к высокой фигуре мужчины, сидящего у камина. Это он вдыхает жизнь в инструмент, заставляющий содрогаться воздух от ударов смычка. Его лицо напряжено и задумчиво, кажется, что думы веков оставили на нём отпечаток. Когда он кладёт скрипку в сторону, мелодия, пронизывающая пространство, ещё мгновение задерживается в нём, но вскоре  пропадает, оседая на моём сердце и его лице. На нём появляется сдержанная, но безумна улыбка египтолога, расшифровавшего иероглифы, математика, доказавшего гипотезу, вора, подобравшего отмычку к замку, повара, придумавшего личный рецепт приготовления жареного рябчика. Но видно, что его разгадка глубже, что он вынашивал её в сознании, мучительно открывая её двери, чтобы она, наконец, смогла вылиться в ответ со звуками его музыки. Через секунду мужчина вбегает в комнату на втором этаже, а через минуту из неё выходит горбатый старик в рваной одежде. Но я узнаю его, потому что даже через спутанные, поддёрнутые сединой волосы, невозможно не узнать эти чудные глаза, отражающие радость открытия. Бродяга исчезает, и насколько часов я провожу в ожидании, вглядываясь в свежесть предрассветного воздуха.  Между тем, беззастенчиво расталкивая ночь, как прохожих на узкой улочке, поднимается солнце. Оно гладит своими лапами крыши домов и целует стёкла, увидев в них своё небесное отражение. Старик спешно возвращается в дом и успевает перевоплотиться в аккуратно одетого, интеллигентного мужчину, коим был до этого; прежде чем в комнату заходит миловидная пожилая женщина с чашкой кофе и свежей газетой на подносе. Она здоровается с ним, и когда я слышу его имя, не веря себе, поднос со звоном падает, усыпая пол десятками осколков, в которых солнце отражается с таким блеском, что я невольно закрываю глаза.
 Проходит доля секунды, но осмотревшись я не нахожу ни этой комнаты, ни разбитой посуды, ни мужчины, спокойно курящего трубку. Вместо этого лишь яркий свет, преодолевший паутину тюля и теперь атакующий мои сонные глаза, знакомая обстановка и раскрытая книга, на которой уютно спит кот. Я тереблю его лапы и бужу хриплым со сна голосом: «Ну, что, опять читал о своём тёзке и заснул? Вставай, Шерлок», – На что он медленно поднимается, сладко потягиваясь, и покидает согретые его теплом страницы книги, из которой льётся напряжённый свет и зачарованный голос скрипки.